История любви
История этой любви – пожалуй, последний «рыцарский роман», случившийся хотя и в не подходящем для рыцарства XVIII веке, но по всем канонам. Только вот счастью французской королевы Марии-Антуанетты и шведского дипломата графа Ханса Акселя фон Ферзена угрожал не разгневанный супруг, как обычно бывало в рыцарских романах, а взбунтовавшаяся чернь.
Аксель фон Ферзен впервые увидел Марию-Антуанетту, тогда еще дофину, супругу наследника престола, 30 января 1774 года. Юношу из древнего шведского рода, прекрасно воспитанного, образованного, воина и дипломата, хорошо приняли в высшем свете Парижа. Его приглашали на все балы, а он был полон энергии и любопытства и не отказывался. На балу в Опере к нему подошла стройная, необычайно грациозная женщина под маской и завела беседу. Ферзен отвечал ей и увлекся разговором. Он не знал, с кем разговаривает, но заметил, что они стали центром всеобщего внимания. И лишь когда она сняла маску, он понял, что перед ним Дофина Франции. Ситуация вышла скандальная. О ней написали матушке дофины, Марии-Терезии, и в очередном послании она выбранила дочь. Тут же поползли сплетни, что Ферзен – любовник Марии-Антуанетты. Это было клеветой: в то время Мария-Антуанетта была безупречно верна мужу, а Ферзен относился к ней как рыцарь к прекрасной даме. Единственной радостью для него было видеть ее хоть изредка. Им обоим было по восемнадцать с половиной лет. Аксель был на два месяца старше Марии-Антуанетты.
Как только кокетливая дофина стала королевой Франции, графу Ферзену посоветовали незамедлительно покинуть Париж. Он покорился и отбыл в Лондон, потом на родину. В Париж Аксель вернулся в 1778 году. Отец послал его в путешествие по Европе, чтобы Аксель нашел себе невесту. Однако мысли о поисках невесты растаяли, как только Аксель вновь встретился со своей королевой. А она, едва увидев Ферзена, радостно вскрикнула: «Ах, мы же давно знакомы!» Их радость от встречи заметили все при дворе. Но молодой королеве было все равно. Пусть болтают, а Мария-Антуанетта будет делать только то, что хочет: она всегда следовала этому принципу. Теперь их отношения уже можно было назвать влюбленностью.
Людовик XVI, в сущности, простой и добрый человек, к своей жене, красавице и насмешнице, относился с почтительным опасением. Он не ревновал ее. И роман мог бы развиваться куда стремительнее, если бы не суровые принципы безумно влюбленного Акселя. Для его любви существовало два непреодолимых, как ему казалось, препятствия: она была чужая жена и она была королева.
Мария-Антуанетта настойчиво приглашала Ферзена на все увеселения. Преимущественно это была карточная игра, во время которой можно было сидеть рядом или, напротив, встречаться взглядами, а то и касаться друг друга пальцами.
«Королева, самая любезная из известных мне государынь, соблаговолила осведомиться обо мне. Она спросила Кройца, почему я не принял участия в ее воскресной карточной игре, а услышав, что я однажды явился в день, когда прием был отменен, извинилась передо мной, – Писал Аксель отцу. – Каждый раз, когда я свидетельствую свое почтение во время карточной игры, она говорит со мной». А вот цитата из мемуаров графа де Сен-При: «…по словам многих очевидцев, граф Ферзен, швед, полностью захватил сердце королевы. Королева… была просто сражена его красотой. Это действительно заметная личность: высокий, стройный, прекрасно сложен, с глубоким и мягким взглядом, он на самом деле способен произвести впечатление на женщину, которая сама искала ярких впечатлений».
Придворные дамы замечали, что при появлении Ферзена у королевы дрожат пальцы, сжимающие веер. Версаль гадал – они уже любовники или еще нет? Ее вполне устраивал флирт. Аксель первый понял, что волнение, которое он вызывает у королевы, ее компрометирует. В 1779 году он решил покинуть Францию и уже не возвращаться – и уехал в Америку, адъютантом Лафайета, участвовать в Войне за независимость США.
В своих мемуарах сэр Ричард Барингтон рассказывал о переживаниях Марии-Антуанетты, когда она пела арию Дидоны накануне отъезда Ферзена: «Глаза королевы были полны слез, голос дрожал и передавал все муки ее сердца. Нежное и очаровательное лицо краснело, когда она смотрела на Ферзена, который также был подавлен чувством, которое заставило его совершить этот поступок. Те, кто видел их в эту минуту, не могли больше сомневаться в природе нежного чувства».
Мария-Антуанетта думала, что они с Акселем расстались навсегда. И, как всегда, искала утешений в развлечениях и тратах.
Ферзен снова вернулся в Париж в 1785 году и решил больше не уезжать. Служить здесь, служить ей, в этом он видел счастье и смысл жизни. Ферзен сразу же начал добиваться патента полковника французской армии, крайне огорчив этим отца: ведь в Швеции сын мог занять куда более высокое положение. Расстраивало Ферзена-старшего и то, что Аксель до сих пор оставался холостяком. Своей сестре Софи, к которой Аксель был очень привязан, он открыл правду: «Я принял решение никогда не связывать себя брачными узами, они были бы противоестественными… Той единственной, которой я хотел бы принадлежать и которая любит меня, я принадлежать не могу. Значит, я никому не буду принадлежать». Вскоре Софи догадывается, кто «та единственная». Аксель в письмах говорит о Марии-Антуанетте: «самая добрая государыня на свете», «ангел доброты, героически-мужественная с ее чувствительностью».
Были ли они любовниками? Они оба были уже зрелыми людьми. Могли ли они устоять? И был ли в этом смысл? Правду узнать невозможно, если только не сохранилось письменных откровений, а в данном случае таковых нет. Но дипломат Франсуа Эммануэль Сен-При писал: «Ферзен бывал в Трианоне трижды или четырежды в неделю. Королева также бывала в эти дни в Трианоне без сопровождающих лиц, и эти свидания вызывали открытые толки, несмотря на скромность и сдержанность фаворита, никогда внешне не подчеркивавшего своего положения и являвшегося самым тактичным и скрытным из всех друзей королевы».
Король относился к этим встречам снисходительно. Придворные наблюдали за ним с любопытством и оценивали его поведение по-разному: одни видели в этом безразличие, другие – доброту, третьи – тупость… Четвертые считали, что король уверен в добродетели жены, но они были в меньшинстве.
Сен-При, свидетель событий, по этому поводу высказывается категорически: «Она нашла пути и средства довести до сведения короля правду о своих отношениях с графом Ферзеном».
Король простил. Правы были те, кто видел в его реакции доброту и снисходительность. Возможно, в Акселе Ферзене он видел не столько соперника, сколько еще одну забаву своей жены, постоянно нуждавшейся в развлечениях.
Историки до сих пор спорят, что стало последней каплей, переполнившей чашу терпения народа. Некоторые считают, что Малый Трианон: ненависть к королеве выплеснулась за край, когда люди узнали, что тяжелый труд стал для знати игрушкой. И в Париже роптали, пересказывая друг другу фразу, якобы произнесенную Марией-Антуанеттой: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные». Сказала она это или нет – неизвестно. Зато точно известно, что, когда парижане устраивали голодные бунты, знатные дамы ввели моду на «бунтарский чепец». Они смеялись над гневом народа. И гнев обрушился на них яростной и зловонной волной.
Избалованная королева, привыкшая к обожанию, вдруг оказалась совершенно одна посреди кошмара. Муж не мог быть ей опорой. И никто не хотел ее спасти. Ей казалось, что никому она больше не нужна.
Именно Аксель фон Ферзен пытался спасти не только Марию-Антуанетту, но и всю королевскую семью. У них был шанс, если бы они уехали в двух простых легких экипажах: именно благодаря простоте организации смог сбежать брат короля, граф Прованский. Но Ферзен совершил ошибку, решив обеспечить как можно больший комфорт для своей любимой. Он заказал гигантский экипаж, куда могла поместиться вся так легко узнаваемая семья, которую изображали на гравюрах, имевшихся в каждом доме. К тому же вместе с царственными беглецами отправились воспитательница детей мадам де Турзель и две горничные, ведь королева не могла обслуживать себя сама. Нужно было место для сундуков с парадными нарядами королевы, для серебряного сервиза, съестных припасов, в карету был встроен винный погребок и два закрытых отхожих места с сиденьями, обитыми мягкими кожаными подушечками. Для удобства путешествия было продумано все, но гигантская карета напоминала корабль и на каждой станции требовалась смена восьми лошадей. Однако Ферзен надеялся на охранную грамоту министерства иностранных дел: «Приказываем пропустить госпожу баронессу Корф, едущую во Франкфурт с двумя детьми, служанкой, лакеем и тремя слугами».
20 июня 1791 года Ферзен, переодетый кучером, сел на козлы и повез семью короля через Париж. Лучше бы он нанял кучера из числа верных, такие еще были. Он плохо знал парижские улицы. Они выехали за городские ворота на два часа позже задуманного. Ферзен хотел сопровождать беглецов до конца, но король приказал ему уехать. Аксель всю оставшуюся жизнь клял себя за то, что отпустил карету, в которой находилось его единственное сокровище. Бегство происходило весьма неспешно: останавливались то для отдыха, то для обеда на свежем воздухе. Верные войска, которые должны были в полдень встретить королевскую семью и обеспечить ее безопасность, попросту не дождались и покинули пост: они были уверены, что побег уже провалился. Но карету захватили только вечером того же 20 июня, в Варение, всего в 200 километрах от Парижа. Королевскую семью отправили назад, в Париж. Пока еще – в Тюильри.
Из Тюильри Мария-Антуанетта написала графу Эстергази о Ферзене: «Если будете писать ему, скажите, что никакие страны, никакие расстояния не в силах разъединить сердца и что с каждым днем я все больше и больше понимаю эту истину… Я не знаю, где он. Ужасная мука – не иметь никаких сообщений, не знать, где находятся те, кого любишь».
Она просила передать Акселю золотое кольцо, на внешней стороне которого выгравированы три лилии с надписью: «Трус, кто покинет ее». Кольцо было сделано по размеру ее пальца. Аксель носил его на мизинце.
Ему удалось написать королеве. Она ответила: «Совершенно невозможно, чтобы Вы в настоящий момент появились здесь. Это означало бы поставить на карту наше счастье. Если это говорю я, Вы должны верить мне, ибо у меня огромное желание видеть Вас».
Но он уже продумывал новый способ побега, похищение королевской семьи, в котором ему готов был помочь король Швеции. Приказ о его аресте и подробное описание его внешности были в руках едва ли не у каждого парижанина. И все же он смог пробраться в Тюильри. Он провел ночь в покоях королевы. Ферзен ушел, чтобы организовать новый побег. Больше свою королеву он не видел.
Марии-Антуанетте пришлось пережить тюремное заключение. Страшную смерть подруги, принцессы де Ламбаль, растерзанной на куски взбешенной чернью. Казнь многих приближенных и друзей. Казнь мужа. Разлуку с сыном. Разлуку с дочерью. Кошмарный, оскорбительный для нее суд и путь к гильотине.
16 октября 1793 года, когда она положила голову под треугольный нож гильотины, Ферзен был в Брюсселе: он все еще пытался организовать помощь. Вести, приходившие из Франции, становились все мрачнее, и он подспудно ждал и страшился такого финала, и писал в дневнике: «Уже давно я пытаюсь подготовить себя к этому и думаю, что встречу известие без большого потрясения».
Но когда в Брюсселе газеты вышли с известием о казни французской королевы, Ферзен почувствовал, что у него вырвали сердце и убили душу. Аксель писал сестре: «Та, которая была мне дороже жизни и которую я никогда не переставал любить, нет, никогда, ни на мгновение, которой я пожертвовал всем, ради которой я тысячу раз отдал бы свою жизнь, ее больше уж нет. Я только сейчас понял, чем она была для меня. О Боже мой, за что Ты так караешь меня, чем я навлек на себя Твой гнев? Ее нет более в живых, муки мои достигли предела, не пойму, чем я еще жив. Не знаю, как вынести эти страдания, они безмерны, и нет им конца. Она всегда будет со мной в моих воспоминаниях, чтобы вечно оплакивать ее. Дорогая подруга, ах, почему я не умер вместе с нею, за нее в тот день, двадцатого июня, я был бы счастливее, нежели сейчас, когда жизнь моя влачится в вечных терзаниях, с упреками, которым лишь смерть положит конец, ибо никогда ее образ, так обожаемый мною, не исчезнет из моей памяти».
Он никогда не переставал думать о своей королеве. Он писал в дневнике: «Ее уже нет более, и только сейчас я понимаю, как безраздельно я был ей предан. Ее образ продолжает поглощать мои мысли, он преследует меня и непрестанно будет повсюду преследовать, непрерывно вызывая в памяти лучшие мгновения моей жизни, только о ней могу я говорить. Я дал поручение купить в Париже все, что может напомнить мне о ней; все связанное с нею для меня свято – это реликвии, которые вечно будут предметом моего преданного преклонения». И снова, через несколько месяцев: «О, я каждый день чувствую, как много потеряно мной и каким совершенством во всех отношениях она была. Никогда не было женщины, подобной ей, никогда не будет». Проходили годы, а боль не притуплялась. Аксель слишком любил эту женщину. Они слишком мало были вместе, и слишком огромным было счастье единения…
Аксель Ферзен так и не женился и не оставил прямых потомков.
После смерти Марии-Антуанетты Ферзен стал замкнутым и угрюмым человеком. Он потерял интерес к жизни. Он продолжал служить Швеции как дипломат, много ездил по Европе. Но теперь все в этом мире казалось ему лишенным смысла. Он каждый год отмечал 16 октября: день ее смерти. И годы спустя он записал в дневнике: «Этот день для меня – день благоговейных воспоминаний о ней. Мне никогда не забыть, как много я потерял, скорбь не покинет меня, пока я жив».
Вторая роковая дата – 20 июня, день, когда карету, в которой королевское семейство пыталось покинуть Францию, остановили и повернули назад: в Париж, к заточению, к гильотине.
«Почему я не умер за нее тогда, двадцатого июня?» – снова и снова упрекал Аксель себя в дневнике.
20 июня 1810 года Ферзена растерзала взбунтовавшаяся толпа. Его обвиняли в отравлении наследника престола, датского принца Фредерика Кристиана Августа Аугустенбургского. Почему, как – не важно для истории его драматической любви. Важно, что 20 июня. Важно, что взбунтовавшаяся толпа. И в смерти они были связаны: Мария-Антуанетта и Аксель Ферзен. Письма Марии-Антуанетты Ферзен хранил всю жизнь, однако в 1900 году они были уничтожены вместе со многими личными бумагами семьи. Но одно письмо сохранилось в копии, сделанной самим Ферзеном, и в этом письме королева переходит от почтительного «Вы» к интимному «ты», чтобы признаться в своих чувствах: «Позвольте мне воспользоваться возможностью, чтобы сказать Вам: я Вас люблю… Прощай, самый любимый и самый любящий из мужчин. Обнимаю тебя от всего сердца».